К каким войнам необходимо готовить Вооруженные Силы России

Полковник в отставке В.А. КИСЕЛЕВ, доктор военных наук

АННОТАЦИЯ. На основе анализа возможного характера и содержания войн будущего предлагаются некоторые направления строительства, развития и подготовки Вооруженных Сил России.

SUMMARY. Some areas of buildup, development and training of the Russian Armed Forces are considered on the basis of analysis of the possible nature and content of future wars.

ОПЫТ военных конфликтов последних десятилетий, а также широкое развитие информационных технологий и высокоточного оружия (ВТО) вызывают большой интерес к сущности, характеру, содержанию и формам войн будущего. Теорию данного вопроса целесообразно, на наш взгляд, развивать по двум направлениям.

Первое касается войн, ведущихся исключительно в целях разрушения инфраструктуры страны, когда уничтожается ее военно­экономический потенциал, а вооруженные силы подвержены ударам в минимальной степени, поскольку на территорию государства никто не собирается вводить сухопутные войска. При этом в ходе вооруженной борьбы, как правило, применяются только высокоточные средства поражения, в основном крылатые ракеты и авиация, которая производит пуски по возможности без захода самолетов в зону поражения средств противовоздушной обороны (ПВО). К такому виду войн можно отнести, например, бомбардировки Югославии (1999).

Второе направление относится к войнам, ведущимся в целях захвата самой территории страны и дальнейшего «установления (восстановления) демократии». На первом этапе такой войны основу вооруженной борьбы составляют ракетно­авиационно­огневые удары непосредственно по воинским формированиям с частичным выведением из строя экономики страны. Это проводится скорее в целях морального воздействия на население страны, чем для подрыва экономических возможностей. В последующем на территорию страны вторгаются сухопутные войска, которым и принадлежит решающая роль в достижении целей войны. Ярким примером данного вида войн могут служить две агрессии против Ирака (1991, 2003). Войны подобного типа начинаются бесконтактной фазой: наносятся массированные удары крылатыми ракетами, боевыми самолетами различного вида по наиболее важным объектам инфраструктуры, системам ПВО и радиоэлектронной борьбы (РЭБ) и другим важным военным и гражданским объектам, имеющим стратегическое и оперативное значение. При этом применяются самое современное вооружение и военная техника, особенно ВТО. В операции «Буря в пустыне» (1991) многонациональные силы задействовали до 1000 самолетов, которые базировались как на наземных военно­воздушных базах, так и на шести авианосцах.

В обоих видах войн главным средством достижения победы становится ВТО, доля которого постоянно увеличивается от одного военного конфликта к другому. Так, если в операции «Буря в пустыне» против Ирака (1991) доля ВТО составляла всего 8 %, в операции «Союзническая сила» против Югославии (1999) — 35 %, то в операции «Несокрушимая свобода» в Афганистане (2001) уже 50 %, а в операции «Свобода Ирака» (2003) — 68 %[i]. При этом существенно увеличивается доля крылатых ракет. Так, в операции «Союзническая сила» были применены 722 крылатые ракеты, а в ходе операции «Свобода Ирака» уже более 1000[ii].

Подобным войнам предшествуют дипломатические, экономические, финансовые акции и другие действия с участием, как правило, коалиций государств, в основном членов НАТО. Выбрав жертву из числа не самых сильных в экономическом и военном аспекте государств, они путем неприкрытой информационно­психологической борьбы, в том числе и прямого информационного подлога, доводят свои действия до прямого вооруженного столкновения.

Войны новой технологической эпохи приводят к огромным людским, экономическим, финансовым потерям и даже экологическим катастрофам. Так, за время войны в Ираке (17 января — 28 февраля 1991) в Персидский залив вылилось около 8 млн баррелей нефти, что нанесло серьезный ущерб экологии. Также армии антииракской коалиции широко использовали боеприпасы, содержащие радиоактивный и высокотоксичный обедненный уран (всего от 275 до 320 т), что могло стать прямой причиной резкого увеличения различных заболеваний у иракского населения.

В то же время необходимо отметить, что с достижением военной победы одной стороны над другой и возвращением победившей армии в свои казармы современные войны не завершаются, поскольку затем продолжается борьба в сфере экономики. Так, в 1991 году была создана Компенсационная комиссия при Совбезе ООН, которая должна была осуществлять выплаты компенсаций пострадавшим от действий иракцев физическим и юридическим лицам, государствам и международным организациям за период со 2 августа 1990 года по 2 марта 1991 года, в том числе и за экологический вред. По состоянию на 2007 год Комиссия удовлетворила 1 543 665 претензий к Ираку на общую сумму в 52 386 млн долларов. Из этой суммы к 1 июня 2007 года реально было выплачено 22 081 млн долларов. Выплаты производит специальный фонд ООН из отчислений с иракского экспорта нефти и нефтепродуктов. Таким образом, проигравшая сторона на долгие годы останавливается в экономическом развитии, а сама экономика стагнирует.

Есть и третий вид войн, который де­юре таковым не является, а де­факто наиболее продуктивен с военной точки зрения по ослаблению противника и нанесению ему ощутимых потерь. В основу таких войн положены действия незаконных вооруженных формирований (НВФ) или частных военных компаний. Они финансируются неправительственными организациями, но их действия готовятся и управляются извне, со стороны определенных государств, и по возможности тайно, через подставные организации.

Цель таких войн — либо раздробление страны на несколько более мелких образований, либо отторжение у нее части территории и создание на ее основе нового государства. Подобным образом завершилась война против Югославии (1998—1999). По итогам такой войны страна в экономическом развитии отбрасывается на многие годы назад и ее развитие задерживается на неопределенное время.

Весьма показательна стратегия стран НАТО при образовании независимого Косово (1998) на территории Югославии. В целях создания оснований для агрессии НАТО боевики из армии освобождения Косово под страхом смерти выдворяли косовских албанцев из своих домов и сгоняли их к границе, где уже были собраны западные корреспонденты с кинокамерами. Они фиксировали кризис, требующий «гуманитарной интервенции», которая и началась при поддержке оболваненной мировой общественности[iii].

Подобные операции долго готовились и проводились некоторыми государствами и в России на территории Чеченской Республики (1994—1996) и Дагестана (1999—2000), но не достигли своих целей ввиду решительных действий Вооруженных Сил РФ, особенно на начальном этапе вооруженной борьбы с НВФ.

Действия данных НВФ, по сути, являются важнейшим элементом так называемых гибридных войн. Особая опасность создания таких НВФ при подготовке гибридных войн заключается в том, что они являются боевым крылом экстремистских религиозных организаций, в том числе формируемых на территории России. Среди них в последние годы получил распространение салафизм и его наиболее активное воплощение — ваххабизм как религиозно­политическое течение. Они создаются на базе боевой структуры — джамаата, который подчиняется совету шуры, что предполагает возможность в нужный момент смены лидера самого джамаата. При этом каждый джамаат входит в один из имаратов во главе с амирами, которые напрямую не связаны друг с другом.

Таким образом, создается сетевая структура, охватывающая определенную область или республику, а то и часть страны. Особенность подобной структуры состоит в том, что ранее существовал запрет на формирование единого международного движения, введенный в действие заказчиками и организаторами подобных структур. Видимо, по данной причине даже ДАИШ, или, как его сейчас принято называть, Исламское государство (организация, запрещенная в Российской Федерации) в настоящее время охватывает около 50 мусульманских движений в Сирии и Ираке, но не является единым квазигосударственным образованием как таковым.

Наличие многих джамаатов позволяет заказчикам, а точнее, реальным руководителям данных движений, контролировать денежные потоки, выделяемые некоторыми государствами и общественными движениями. Это связано с тем, что согласно идеологии ваххабитов каждый мусульманин должен как минимум 5 % от своих доходов отдавать на цели международного ислама, а идеологию ваххабизма проповедуют такие богатые арабские страны, как Саудовская Аравия и Кувейт, получающие основные денежные доходы от продажи нефти и газа. Можно только догадываться о тех суммах, которые идут на поддержку противоправных действий религиозных организаций ваххабитского толка.

Точно определить характер, сущность и содержание войн будущего умозрительно практически невозможно, но развитие военной науки требует ответа на вопрос, какими будут модели потенциальных военных конфликтов, тем более что появились две новые важные и самостоятельные сферы ведения боевых действий — космическая и информационная. В прошлом обе они в вооруженной борьбе широко не использовались, поэтому боевые действия в этих сферах будут существенно отличаться от обычных, ведущихся на суше, в воздухе и на воде.

Военные и боевые действия становятся весьма зависимыми от уровня развития информационных и компьютерных технологий, и далеко не секрет, что все технологически развитые страны оснащают свои вооруженные силы передовыми компьютерными средствами и технологиями. Так, в механизированной бригаде «Страйкер» (США) имеется порядка 1330 персональных электронно­вычислительных машин, 2570 различных радиостанций, из них спутниковой связи — более 30. Многие ведущие военные ученые отмечают, что боевые действия в информационной сфере могут нанести стратегический ущерб или полностью парализовать ответные действия одной из сторон вооруженной борьбы. В связи с этим можно предположить: информационная сфера становится самостоятельной и важнейшей при ведении боевых и даже военных действий. Наличие или отсутствие средств, способов и форм информационной борьбы может существенно повлиять на результаты не только отдельной операции, но и всех военных действий. Видимо, настало время говорить о разработке теории ведения боевых действий в информационной сфере, которые становятся решающей составляющей вооруженной борьбы.

Так, в сентябре 2012 года в США была издана директива «Единые силы­2020», в которой было значительно повышено значение информационных операций в сражениях XXI века и сделан упор на глобальные интегрированные операции, основой которых станут проводимые одновременно или отдельно от сил общего назначения операции сил специальных операций и кибероперации вооруженных сил США.

Влияние информационных операций на характер вооруженной борьбы хорошо просматривается на примере осуществления бархатных революций и «арабской весны», когда развитые технологии ведущих государств помогли произвести воздействие на некоторые политические структуры ряда стран и осуществить там смену власти. Во многом это было обусловлено довольно обширным применением информационных технологий в некоторых странах Северной Африки. Так, в Тунисе постоянный доступ к сети Интернет имели 34 % населения, в Египте — около 25 % при достаточно высокой популярности социальных сетей среди молодежи и лиц в возрасте до 35 лет (около 50 %).

Таким образом, просматривается постоянное влияние информационных и компьютерных технологий, а также средств высокоточного поражения на подготовку и ведение боевых действий. Безусловно, важным фактором в боевых действиях будущего станет поддержание непрерывной ситуационной осведомленности и возможность непрерывного получения необходимой информации на всех уровнях управления. Подобная осведомленность должна обеспечиваться совместными усилиями традиционных видов разведки и постоянным мониторингом в киберпространстве.

В настоящее время в армиях многих технологически развитых стран рассматривают киберпространство в качестве оперативной среды для ведения боевых действий. Их предполагается вести в интересах достижения поставленных целей как в виде отдельных компьютерных сетевых операций с применением кибернетических средств, так и их возможной комбинации с другими видами боевых действий, из которых наиболее важными являются РЭБ, психологические операции и огневое поражение объектов противника. При этом источниками предполагаемых угроз информационной инфраструктуре могут быть как специальные службы некоторых государств, так и международные криминальные, террористические организации и даже отдельные хакеры и киберсообщества.

О том, какое серьезное внимание в ведущих странах мира уделяется кибервойнам, свидетельствует сделанное 30 января 2016 года заявление главы кибернетического командования США Эдвара Кардона о запланированном создании в вооруженных силах США дополнительных киберподразделений, в которых не будут служить действующие военнослужащие, т. е. речь идет о создании киберополчения. По его словам, в США уже сформировано 133 киберотряда численностью до 9 тыс. человек, их подготовка будет осуществляться в течение трех лет.

Особое значение в предстоящих войнах будет придаваться информационному противоборству, главной формой которого станут информационные операции, представляющие собой комплекс мероприятий, направленных на оказание желательного воздействия на волевые устремления, эмоционально­поведенческие установки и морально­психологическое состояние противника. Следовательно, надо исходить из того, что информационное противоборство предполагает оказание воздействия на информацию или информационные сети, а его основные усилия направляются на должностных лиц противника, отвечающих за принятие решений. Основными формами, способами, методами и приемами ведения информационного противоборства станут психологические операции, создание эффекта присутствия, обеспечение безопасности информации, введение противника в заблуждение, радиоэлектронная война, физическое уничтожение объектов и целей противника, действия по захвату основных должностных лиц противника, операции в компьютерных сетях и др.

Говоря об информационных и кибервойнах и их дальнейшем развитии, можно предположить, что в своем диалектическом развитии оба понятия объединятся в единое целое. Так, после майского саммита НАТО в Чикаго (2015) вышла статья В. Бурбаки «Умная оборона НАТО — новые вызовы и угрозы для России», в которой автор утверждает: «Есть основания полагать, что в течение ближайших двух­трех лет сформируется инструментарий и технологии для электронных войн так называемого третьего типа, в каком­то смысле объединяющих информационные и кибервойны. Речь идет о том, что в лабораториях прошли апробацию аппаратные программные средства, обеспечивающие прямую и обратную связь между изменениями психики.., т. е. речь идет о пси­войнах, нейровойнах и т. п.»[iv].

Рассматривая вопрос, какими средствами, как и где будут вестись войны будущего, нельзя не упомянуть разработанную на основе Стратегии национальной безопасности США 2015 года «Оперативную концепцию армии США «Победа в сложном мире 2020—2040», являющуюся документом сухопутных войск. Анализ данных документов позволяет утверждать, что США собираются вести военные действия на основе доктрины пяти полей боя и семи сфер противоборства. Полями боя (доменами) являются суша, водная среда, воздух, космос и электромагнитная среда, привычно называемая киберпространством. В качестве семи сфер противоборства выделяются традиционные огневые военные действия, внешнеполитическая борьба, воздействие на внутреннюю политику, финансово­экономические конфликты, информационные войны, поведенческие войны и сфера технологического противоборства[v].

Особо важно отметить, что непосредственно к войнам следует отнести технологическое противоборство, информационное противоборство, поведенческие войны, внутриполитические подрывные акции.

Весьма деликатный вопрос касается поведенческих войн, возможность ведения которых появилась лишь недавно в связи с накоплением огромных массивов объективной информации о человеческом поведении, в том числе поведении социальных и иных групп сколь угодно большой размерности. К тому же человеческое поведение в значительной мере зависит не только от наших представлений, ценностей, убеждений, а и в немалой степени базируется на стереотипах, привычках, поведенческих паттернах, а также складывается под воздействием формальных и неформальных институтов.

Как неопровержимо установили исследователи, значительная часть нашего поведения осуществляется в своего рода полуавтоматическом режиме, на основе привычек и стереотипов. Это касается не только элементарных поведенческих функций и стандартных жизненных ситуаций. Наши привычки, поведенческие паттерны, культурные стереотипы оказывают серьезное воздействие на сознание человека даже в сложных ситуациях выбора, казалось бы, требующих глубоких размышлений и мобилизации ресурсов.

Хорошо известно, что человеческая деятельность не сводится к работе сознания. Многие важнейшие функции человек выполняет, что называется, бессознательно. На протяжении практически 50 лет этот тезис успешно доказали на основе огромного массива впечатляющих экспериментов в первую очередь советские психологи. Сегодня на основе в том числе и их исследований, с привлечением огромных массивов данных о реальном поведении людей в различных ситуациях, их привычках, склонностях и реакциях разрабатывается арсенал принципиально нового вида войн — поведенческих.

В их сердцевине лежит манипулирование вложенными в нас социумом, а также собственной биографией и культурной средой алгоритмами поведения, привычками, стереотипами деятельности и др. Короче говоря, инструментарий поведенческих войн состоит в том, чтобы отделить привычку от сложившегося вида деятельности, сформировавшей ее ситуации и использовать поведенческие паттерны для достижения иных целей. Это категорически не ментальные войны, которые велись на протяжении всей человеческой истории.

Поведенческое оружие — это оружие завтрашнего дня. Именно под него «заточен» только что пущенный в эксплуатацию супергигантский по своей информационной емкости центр Агентства национальной безопасности в штате Юта, аккумулирующий массивы поведенческой информации во всех странах мира и на всех континентах. Именно на этот не только не афишируемый, но и засекреченный новый вид вооружений возлагаются частью американской элиты наибольшие надежды в жестких противоборствах ближайшего будущего[vi].

Следовательно, вопрос засекречивания персональных данных офицеров, особенно высшего состава, становится необходимой составляющей жизни и деятельности. Нельзя допустить, чтобы потенциальный противник мог заранее рассчитать действия военачальника в различных ситуациях военного времени.

Далее остановимся на, как их называют американцы, традиционных огневых военных действиях. Говоря о войнах будущего, особо стоит остановиться на явлении, которое получило название сетецентризм. К сожалению, многие военные ученые данное положение пытаются отвергать, предполагая, что оно надуманное и не имеет существенной научной проработки для его утверждения. В основу данной теории ведения войны положено взаимодействие средств разведки, управления и огневого поражения. Применение последнего основывается исключительно на данных разведки и своевременном управлении нанесением ударов авиацией, ракетными войсками и артиллерией.

Надо отметить, что представление о сетецентрической войне довольно размыто, но в то же время ему уделяется достаточное внимание в армиях ведущих государств мира. Например, сетецентрическая концепция нашла свое отражение в новой Национальной стратегии США, принятой в 2011 году. В качестве яркого примера применения сетецентрических методов управления можно привести операцию «Союзническая сила» против Ирака (2003), проведенную вооруженными силами США и их союзников. В то же время, не успев овладеть умами основной массы войск, сетецентризм уже трансформируется в когницентризм и требует дальнейшего развития военной научной мысли по данному вопросу.

Говоря о когницентризме, надо в первую очередь уяснить, чему мы должны учить войска и прежде всего командиров. И только на базе перспективного представления о характере и содержании войн будущего можно определять направления военной мысли, формы и способы ведения военных действий и с учетом этого разрабатывать и создавать соответствующую материальную базу боевой и оперативной подготовки.

Следует отметить, что в будущем произойдут значительные изменения характера вооруженной борьбы. Прежде всего, безусловно, боевые действия будет вестись не только на земле и море, в воздухе и космосе, но и в информационном пространстве. Их основу составит нанесение высокоточных огневых, электронных, информационных ударов по наиболее важным целям и критическим объектам противника. Так, применение российскими Вооруженными Силами 26 крылатых ракет морского базирования «Калибр­НК» 7 октября 2015 года показало всему миру возможности нанесения ударов с расстояния более 1,5 тыс. км, т. е. ведения вооруженной борьбы стратегическим неядерным оружием по наиболее важным целям противника в условиях сложной радиоэлектронной обстановки через территории нескольких нейтральных государств.

Крылатые ракеты в войнах будущего, несомненно, будут играть очень важную роль. Однако еще большее значение уже сейчас придается созданию и применению гиперзвуковых управляемых ракет воздушного и морского базирования средней и большой дальности. Например, в США разрабатывается гиперзвуковая ракета Х­37В, а в России — глайдер Ю­71. Вполне можно ожидать их появления в течение ближайших 10—15 лет, что повлечет за собой значительные затраты на совершенствование ПВО всех уровней. Так, при огромной скорости полета ракеты данного типа на конечном этапе, при подходе к цели будут вынуждены значительно снижать свою скорость, и их можно будет сбивать средствами обычной ПВО. Отсюда вытекает вывод, что такие средства ПВО и даже целые системы необходимо устанавливать не только для прикрытия частей и соединений вдоль линии соприкосновения с противником, но и в глубине страны для обороны критически важных и даже просто важных объектов.

Кроме того, потребуется развитие стратегических сил сдерживания и систем противодействия мгновенному глобальному удару. Необходимость ведения разведки и применения перспективного ВТО повлечет совершенствование алгоритмов и технической основы разведывательно­ударных систем. Примером могут служить американские высокоточные системы АВАКС на базе самолета Е­3А для борьбы с самолетами противника и «Джисак» на базе самолета Е­8С, используемого в целях борьбы с бронетехникой врага, а также российские системы типа А­50А и разрабатываемый комплекс А­100.

Новым элементом оперативного построения в межвидовом сражении может в перспективе стать воздушно­космический ударный эшелон, что будет способствовать решению такой задачи, как боевая поддержка из космоса действий наземной группировки войск.

Особо хотелось бы подчеркнуть необходимость развития разведывательно­ударных систем, а не отдельных комплексов ВТО, разрозненное использование которых вне системного подхода не даст должного эффекта при ведении боевых действий. Причем они должны применяться совместно с системой РЭБ на всех уровнях вооруженной борьбы.

Безусловно, в войнах будущего получат широкое распространение средства РЭБ пассивной радиолокации, применяемые для ведения высокоэффективной разведки радиоизлучающих целей в интересах вскрытия замысла противника, мониторинга его боевых действий и целеуказания средствам радиоэлектронного поражения; оперативного и устойчивого управления силами и средствами; радиоэлектронного поражения (подавления) систем управления войсками и оружием противника; радиоэлектронной защиты войск и объектов от воздействия противника.

В целом должно произойти существенное возрастание возможностей средств разведки, управления и поражения.

Нельзя не отметить и изменения, которые коснутся управления войсками (силами) при подготовке и в ходе ведения боевых действий. Скорее всего, при подготовке боя и операции оно будет основываться, как это принято в настоящее время, на использовании современных командных пунктов без применения автоматизированных систем управления (АСУ), а с началом боевых действий станет территориально распределенным, основанным на широком применении АСУ. Это обусловлено временным интервалом раскодирования противником отданных приказов и распоряжений, когда упреждение противостоящей стороны в действиях даже на незначительное время, особенно в нанесении огневых ударов, может иметь решающее значение для существенного снижения его боевого потенциала.

Говоря об особенностях будущих операций, некоторые исследователи предполагают, что они будут характеризоваться скоротечностью активной военной фазы, использованием асимметричных методов борьбы и, конечно, широким применением сил специальных операций. На наш взгляд, такое понимание скорее всего будет относиться к боевым действиям с противником, заведомо уступающим в силах и средствах и в целом в боевых возможностях. Однако опыт ведения боевых действий в Сирии (2015—2016) против технически более слабого, но идеологически подготовленного противника, имеющего сильную контрразведывательную основу, не позволяет достаточно широко использовать наземные силы разведки на большую глубину.

Особого внимания требует анализ количественных показателей участвующих в боевых действиях сторон. Прежде всего следует отметить, что все войны последних десятилетий (с 1991 года по настоящее время) велись с участием блока НАТО. Как правило, коалиционные войска нападали на более слабого противника, в том числе по качеству вооружения и военной техники, а затем победа над ним преподносилась как крупный успех, достигнутый благодаря реализации передовой военной научной мысли. Информационная подоплека такой победы заключалась в пропагандировании тезиса о непобедимости армий наиболее высокоразвитых государств мира и недостижимости их технологического превосходства.

Опыт показывает, что для войн будущего, видимо, можно создать некоторую модель успешных боевых действий. Особенно это касается количества применяемых сил и средств. Для примера возьмем количество танков и самолетов противоборствующих сторон. Так, в Белорусской операции (1944) при общем количестве личного состава 1 млн 200 тыс. человек в группировке Красной Армии и 900 тыс. человек в составе немецко­фашистских войск соотношение составляло один танк на 901 и 1948 человек и один самолет на 1350 и 1987 человек соответственно. В Берлинской операции (апрель­май 1945) советские войска имели 6250 танков против 1500 у немецко­фашистских войск, при общем количестве личного состава 2,5 млн человек в группировке Красной Армии и 1,0 млн человек в составе немецко­фашистских войск[vii], что, по нашим расчетам, составляло примерно один танк на 400 и 667 человек и один самолет на 333 и 303 человек соответственно. Таким образом, для успешных наступательных действий в ходе Великой Отечественной войны предпочтительно было иметь один танк или самолет на 400—460 человек в группировке войск.

Однако здесь необходимо сделать оговорку — данное соотношение можно принять условно и только при примерно равном соответствии технических параметров применяемых образцов вооружения и военной техники (ВВТ). Качественное же превосходство образцов ВВТ резко меняет предлагаемые параметры приведенного выше соотношения. Так, в операции «Буря в пустыне» (1991) у Ирака и многонациональных сил имелось 400 тыс. и 730 тыс. человек, 3400 и 5500 танков, 4800 и 4200 орудий и минометов, а также 480 и 2500 самолетов соответственно[viii]. Соотношение составляло примерно один танк на 118 и 133 человека, одно орудие на 83 и 173 человека соответственно. Но Ирак потерпел сокрушительное поражение, поскольку резко уступал по количеству и качеству боевых самолетов, средств РЭБ и вообще не имел космической составляющей. По авиации соотношение составляло один самолет на 834 и 292 человека соответственно. Отсюда вытекает вывод о необходимости наличия всех современных средств вооруженной борьбы, в том числе высокотехнологичных, для достижения победы.

Конечно, представленная модель успешных боевых действий требует несравненно более глубокого исследования, но даже приведенные расчеты дают возможность понять, что и дальше будет увеличиваться соотношение количества ВВТ к численности военнослужащих противостоящих группировок. Это означает, что война приобретает все более выраженный технический и технологический характер, а победа требует развития передовой научной мысли в вопросах боевого, оперативного и стратегического применения соединений и объединений, а также огромных финансовых расходов на разработку новейших образцов ВВТ и оснащение ими войск задолго до начала военного конфликта.

Без сомнения, основой технической составляющей войн будущего станет оружие на новых физических принципах, отдельные образцы его уже созданы. Его принятие на вооружение существенно изменит организацию и порядок ведения боевых и даже военных действий, значительно повлияет на характер вооруженной борьбы, позволит успешно проводить воздушно­наземные, ударно­электронно­огневые, электронно­информационные операции.

Здесь надо отметить, что изменения характера вооруженной борьбы, а может быть и войны в целом, вытекают в первую очередь из законов материалистической диалектики, в основном, как нам представляется, из закона зависимости военного искусства от ВВТ (техника определяет тактику). В связи с этим напрашивается вывод о необходимости положить в основу строительства и развития Вооруженных Сил России приоритетные направления разработки и создания современных высокоэффективных систем вооружения: перспективных комплексов вооружения, обеспечивающих применение новейших (прорывных) технологий; робототехнических комплексов военного назначения и беспилотных летательных и морских автономных аппаратов; перспективной телекоммуникационной инфраструктуры; стратегических сил сдерживания и средств противодействия мгновенному глобальному удару. Данные направления должны реализовываться на основе поиска путей адекватного математического моделирования процессов боевых действий и развития систем автоматизации.

Конечно, нельзя чисто механически прогнозировать результаты войны на основе простого подсчета и анализа качества имеющихся техники и вооружения. Есть множество и других факторов, важнейшим из которых, на наш взгляд, является разработка асимметричных действий, которые проводятся в целях лишения (нейтрализации) имеющихся у противника преимуществ и нанесения (причинения) ему ущерба с минимальными затратами со своей стороны.

К принципам асимметричных действий можно отнести скрытность подготовки и ведения боевых действий; поиск и выявление слабых мест у противника; сосредоточение усилий против наиболее уязвимых мест (объектов) противника; навязывание ему своего варианта протекания конфликта (своей воли). В результате достигается низкая ресурсная затратность таких действий по сравнению с противником и превосходство или равенство итогов вооруженного противоборства.

Но наиболее важным условием для достижения успеха в войне будущего остается, как и ранее, воспитание стойкости российских военнослужащих, т. е. сильных духом солдат и командиров. Она определяется отношением числа погибших воинов к количеству сдавшихся в плен. Например, стойкость военнослужащих армий противоборствующих сторон в самые напряженные моменты Второй мировой войны составляла: в Красной Армии (22.06—31.12.1941) — 0,34; в немецко­фашистских войсках (01.07.1944—08.05.1945) — 0,24—0,25; в армии Польши (01.09 — 20.09.1939) — 0,16; в армии Франции (10.05—11.06.1940) — менее 0,06[ix]. Если же сравнить стойкость военнослужащих иракской армии в двух войнах против многонациональных сил (1991 и 2003), то становится ясно, что она была явно не на высоте. Так, в операции «Буря в пустыне» потери многонациональных сил были минимальны, а вооруженных сил Ирака — около 26 тыс. чел. Если учесть, что через 42 суток боевых действий Ирак капитулировал, то стойкость его солдат можно оценивать не более 0,001. Не выше стойкость иракских военнослужащих оказалась и в 2003 году.

Для достижения победы в военных конфликтах будущего стойкость воинов в условиях насыщения войск новыми, более разрушительными видами оружия должна быть значительно выше даже по сравнению со Второй мировой войной и позволять вести военные действия на истощение противника, как это было в первом периоде Великой Отечественной войны.

В заключение необходимо отметить, что в рамках одной статьи невозможно детально изложить все направления подготовки Вооруженных Сил РФ к возможным войнам будущего. Нужна научная проработка теории ведения войн нового типа и внедрение ее в практику подготовки войск. Особо важно развивать теорию асимметричных и непрямых действий в условиях, когда противник действует в составе коалиционных группировок войск (сил) и имеет значительное численное и военно­техническое превосходство.

Ссылки:

---

[i] Военная Мысль. 2010. № 8. С. 24.

[ii] Там же.

[iii] Грачева Т. Конец рынка // Военно-промышленный курьер. 2015. № 44 (610). 18—24 ноября.

[iv] Информационно-телекоммуникационные технологии. Системы, средства связи и управления // Информационно-аналитический сборник / под ред. С.В. Ионова. Воронеж: АО «Концерн «Созвездие», 2015. № 4. С. 14.

[v] 5 Там же. С. 22.

[vi] Информационно-телекоммуникационные технологии. Системы, средства связи и управления // Информационно-аналитический сборник / под ред. С.В. Ионова. Воронеж: АО «Концерн «Созвездие», 2015. № 4. С. 22.

[vii] История военного искусства. М.: Воениздат, 1984. С. 535.

[viii] История военного искусства. М.: ВУНЦ СВ, 2012. С. 174—175.

[ix] 9 Литвиненко В.В. Цена войны. Людские потери на советско-германском фронте. М.: Вече, 2015. С. 257.